"Очерки природы Хивинского оазиса
и пустыни Кизил-Кум"
М.Н. Богданов.
Издано в Ташкенте в 1882 г
Описание Хивинского похода 1873 года, составленное под редакцией
генерального штаба генерал-лейтенанта В.Н.Троцкого.
Глава шестая.
Лошадь и ее породы.- Осел (ишак).- Верблюд. -Рогатый скот.- Овца.- Коза.-
Собака.- Кошка.- Курица.- Голубь.- Заметки о состоянии животноводства у
различных племен оазиса.- Шелководство.- отношение жителей к диким
животным: охранение полей от хищников.- Охота в оазисе и в окрестных
степях.-.........
Здесь я публикую подглавы о лошадях, собаке, заметки о
состоянии животноводства, охоте
Лошадь.
Лошадь а хивинском оазисе играет едва ли не
самую видную роль между домашними животными. В культурных местностях
ханства лошадь является по преимуществу упряжным животным; на окраинах и
вообще в местах, заселенных полукочевыми племенами, она употребляется
главным образом под верх. Я ни разу не видел, чтобы лошадей впрягали в
плуг и употребляли для обработки земли, но сплошь и рядом они служат как
вьючное животное, например, при движении на базары, при быстрых переездах,
и т.д. Эта разнообразная служба должна обусловливать существование в
хивинском оазисе различных сортов, если не пород лошадей. И действительно,
сначала я терялся при виде разнородности лошадиных типов, попадавшихся на
глаза, пока, наконец, не познакомился с главными элементами коневодства и
не убедился в возможности свести их к нескольким типам. Начнем с верховых.
Самой чистый и ценный элемент коневодства в хивинском оазисе представляет
порода ТУРКМЕНСКИХ лошадей, известных под туземным именем АРГАМАК. АРГМАК
или АРГАМАК резко отличается по своим типичным формам от всех других пород
и сортов лошадей не только хивинского оазиса, но и всей арало-каспийской
степи. Это не полудикий крепко-сложенный киргизский конь, выросший на
подножном корму степи, не знающий ухода человека, - аргамак вполне
культурное, ручное животное - продукт тщательного подбора производителей,
со дня своего рождения привыкшее холе и внимательному уходу, почти
незнакомое с подножным кормом. Словом, киргизская лошадь и аргамак - два
противоположные степные типа, как и сами их хозяева. Киргизы, кочуя в
северных степях, богатых пастбищами, держат тысячные табуны лошадей.
Богатство отдельных лиц здесь измеряется количеством скота, что, конечно
клонится в ущерб качествам животных. Туркмены, наоборот, кочуя в южных,
бесплодных, выжженных солнцем пустынях, уже потому не могут держать
большого количества скота. А набеги и грабежи, как историческая
необходимость быта туркмена, побуждают его с большим вниманием относиться
к качествам коня. По своему отношению к лошади туркмен не представляет
ничего общего с киргизом и чрезвычайно похож на араба. Он холит свою
лошадь как любимое дитя и ценит ее дороже золота. Лучше всех других
кочевников степи туркмен понимает значение породности лошади и не станет
скрещивать свою кобылу с плохим и беспородным жеребцом. Не владея языком и
не имея под руками переводчика, я не мог добиться - существуют ли у
туркмен хотя изустные генеалогии их коней, но, судя по тщательности ухода
и заботливости, с какою туркмен относится к лошади, можно предполагать,
что они следят за родословной своих любимцев.
С самого рождения аргамак держится у кибитки туркмена: сначала, пока сосет
- без привязи, при матке, а потом - на варке, и не знает подножного корма.
уже к концу первого лета туркмен покрывает жеребенка войлоками и кошомками,
окутывая не только туловище, но и шею животного, отчего у аргамака
вытирается вся грива. Кормят его по несколько раз в день правильно, но
понемногу, чтобы не развить жеребенку живота и не сделать его рыхлым,
тучным и неспособным к сильной работе. Поят три или четыре раза в день,
тоже понемногу. Уход за лошадью лежит на обязанности женщин. В корм
употребляется ДЖЕНУШКА (Medicago sativa), по местному БИДЕ,
преимущественно сухая, и ДЖУГРА (Sorghum cernuum), изредка также ячмень
(по-местному - арпа). При всей рациональности ухода, меня поражало то,
что, во-первых, туркмены выезжают своих жеребцов весьма рано, нередко в
годовалом возрасте; во-вторых, несмотря на свое искусство в езде, они
портят седлами спины лошадям. я почти не видел лошади, какой бы чистоты и
ценности она ни была, с целой, несбитой и нестертой спиной. Причина этого,
мне кажется, кроется как в устройстве самого седла, так и, может быть
главным образом, в изнеженности кожи животного, с раннего детства
покрываемого различными попонками и войлоками. Под тем же седлом
киргизские лошади и карабаиры реже подвергаются порче спины. Зимой и летом
аргамак постоянно покрыт тонкой кошмой; на зиму его брюхо покрывается еще
кошемным фартуком. Кошма, покрывающая спину, продолжается и на шею, до
затылка. Летом шея и голова, вместо кошмы, покрываются попонкой из
бумажной туземной материи; из такой же материи фартук одевает живот
лошади. Верхний переплет узды снабжен множеством узких ремешков, которыми,
мотая головой, лошадь отгоняет докучливых мух, мошек и комаров. Таковы, в
общих чертах, условия, в которых живет аргамак.
По своей наружности аргамаки резко отличаются от других лошадиных пород.
Это лошади большого роста,5-6, а иногда даже 7 вершков. Голова -
относительно небольшая, прямая; лоб менее широк, нежели у арабской лошади;
морда тонкая, суженная, что обуславливается слабой, тонко сложенной нижней
челюстью и небольшими ганашами. Ноздри довольно широкие и открытые, но не
настолько, как у кровного араба. Глаза светлые, чистые, не очень большие.
Уши средней величины, прямые и недурно поставленные, но только у лучших
экземпляров; большинство же можно упрекнуть в вислоухости. Общий вид
головы туркменского аргамака весьма своеобразен, и для того, кто
познакомился с этим типом, будет служить прекрасным отличительным
признаком этой породы. Шея тонкая, длинная и гибкая; у хороших жеребцов,
на езде, она принимает красивый лебединый изгиб. Большая же часть несет
шею прямо и горизонтально, что особенно типично для аргамака и объясняется
тем, что шея постоянно, так-сказать, угнетена войлочками и попонками.
Туловище у большей части относительно коротко, что особенно бросается в
глаза при длинных конечностях. Подпруга глубока, но ребра не круты и
грудная клетка сдавлена с боков, вследствие чего резко заметна узость и
бедность груди спереди. Мышки тоже не представляют сильного развития.
Брюхо - поджарое. Почки очень хороши. Крестец прямой, сухой и угловатый.
Хвост поставлен высоко и на отделе; волосы его длинны, нередко достают
почти до щетки, но не густы, отчего кажется беден, как у кабардинской
лошади. Ноги построены вообще хорошо, особенно задние. Они тяжисты, с
сильными сочленениями, с прекрасной мускулатурой и правильным скелетом.
Задние ноги и вообще задняя часть аргамака сильно напоминают тип
чистокровной английской лошади. Но это впечатление портится недостатком,
общим большей части виденым мною аргамаков - длинными и косыми бабками и
плоскими длинными копытами, что, вместе с плохой грудью, сильно
компрометирует аргамака в глазах европейца.
Я не думаю, однако, чтобы в степи, особенно в сыпучих песках ткркменских
пустынь, длинные бабки и широкие копыта могли считаться порочнвми. Не дают
ли они большую эластичность шагу животного на рыхлой песчаной почве?
В общем, аргамак кажется не особенно красивым, скорее даже нескладным.
Высокий в ногах, короткий, поджарый, с длинной, невысоко приставленной
шеей, с сухой мускулатурой и угловатыми формами, он не может равняться по
красоте с представителями наших верховых пород.
Преобладающая масть туркменской породы - красно-бурая, рыже-бурая и
буро-гнедая, вороная и чисто-рыжая. Саврасых, соловых и игреневых я не
видел. Хотя не часто, но бывают золотисто-бурые и золотисто-гнедые.
Несколько чаще попадаются серые.
Главные аллюры аргамака - шаг и галоп. Рысью туркмены почти не ездят, да и
рысь у аргамака, вследствие длины ног и короткости туловища, неуклюжа,
тряска и тяжела. Шаг, напротив, большой, свободный и спорый. Туркмены, как
и другие степняки, любят ездить ускоренным шагом, похожим на иноходь; но
между кровными аргамаками крайне редки экземпляры, которые обладали бы
такой побежкой. Галоп аргамака легок, эластичен и размашист, чем он много
походит на английского скакуна. К сожалению, не было случая испытать
правильно быстроту и силу скачки аргамака; но, по его формам, по роду его
службы и, наконец, по высокой цене, сравнительно с туземными лошадьми,
аргамак должен обладать в высокой степени качествами скаковой лошади.
Что касается кровнсти и чистоты этой породы, конечно, из беглых
наблюдений, не изучив тщательно породу, не зная ее генеалогии, не
проследив ее в глубине степи - в центрах туркменских кочевьев, трудно
придти к какому-нибудь положительному заключению. Можно сказать однако, не
опасаясь грубой ошибки, что туркменский аргамак представляет породу с
типичными установившимися признаками, резко отличающуюся от киргизской
степной лошади. Но насколько он отличается от лошадей различных кочующих
племен Персии и Кабулистана - судить об этом нет никаких данных.
С арабской лошадью есть немногие общие черты у аргамака, но зато есть
масса несходных черт, например, большой рост и проч.
В среде самой туркменской породы есть многочисленные уклонения от
описанного выше типа. Особенно же бросается в глаза редкость
удовлетворительных образцовых экземпляров среди массы порочных и негодных.
Описанного типа лошади сосредоточены преимущественно у племени
туркмен-йомудов. по рассказам туземцев ханства, особенно славятся своими
лошадьми туркмены-теке, живущие по р. Мургабу, около Мерва и Ахала, и
туркмены-йомуды. Я видел только одного жеребца настоящей текинской породы,
подаренного текинцами хивинскому хану и находящегося до сих пор у
последнего. Это лошадь вершков 4-х роста, серой масти, с превосходными и
пропорциональными формами, более длинная нежели йомудские аргамаки, с
прекрасной грудью и ногами и со всеми признаками высокой крови.
Во всяком случае, туркменская скаковая лошадь заслуживает тщательного
изучения и испытания, как элемент, весьма ценный для русского
конезаводства, который, может быть, будет более пригоден для улучшения
наших верховых степных пород, чем дорогие арабские и английские скакуны.
Кроме чистого туркменского аргамака, в пределах культурного оазиса есть
масса верховых лошадей, представляющих помеси аргамака с различными
туземными элементами. таковы, напр., лошади племени туркмен-ата, живущих
около Шурахана и Ак-Камыша, и лошади различных богатых жителей ханства.
большая часть племени туркмен-ата откочевала, во время движения русских в
Хиву, в пределы Бухарского ханства. Вероятно, туда же уведены и лучшие
образцы их коневодства. Судя по остаткам встречаемых в окрестностях
Шурахана, лошади туркмен-ата относительно породистости стоят ниже
Йомудских и напоминают тип бухарских аргамаков, не пользующихся таким
уважением, как туркменские.
Что касается киргизской породы, то представителей ее довольно много по
северной окраине оазиса (также местами и внутри его), особенно около
урочища Даукары. Это, впрочем, пришлый элемент туземного коневодства,
быстро теряющий свою типичность при скрещивании с более кровными
туркменскими лошадьми. Помесь туркменской и киргизской пород, известная
под именем КАРАБАИРОВ, составляет главную массу верховых лошадей оазиса.
Само собою разумеется, что карабаир, как помесь, не может иметь никаких
типичных и установившихся признаков. В нем черты аргамака и киргизской
лошади смешиваются на много ладов. Обыкновенно, карабаиры рослее
киргизской лошади и длиннее аргамака. Очень часто они наследуют порочную
грудь, бабки и копыта аргамака. Многие из карабаиров скудны костью, с
скверным и слабым задом. Но есть экземпляры, поражающие широким складом и
даже массивностью некоторых частей. Таких я видел в Шурахане и в
Ша-Абас-Вали. Изучая карабаиров, я убедился, что несмотря на многие
уродливые и порочные черты организации, эти лошади выносливы и хороши в
езде. не будучи изнежены, как аргамак, карабаиры по выносливости и
неприхотливости равняются лучшим киргизским лошадям, а силой и быстротой
бега, конечно, превзойдут мелких степняков. к сожалению, они вообще злы,
это - наследие аргамаков, и тем не совсем приятны в езде.
Во время хивинского похода, в туркестанском отряде было довольно много
карабаиров самых разнообразных форм, преимущественно из Туркестанского
края с Сыр-дарьи. Конечно, дознать их происхождение было немыслимо, но тем
не менее, я заинтересовался этими лошадьми и следил за их службой весь
поход. Изложу в общих чертах то, что мне удалось подметить. Надо сказать,
что служба лошадей в походе была тяжела не потому, что животные страдали
от сильной и продолжительной работы. Длинных переходов было мало. Только с
Адам-Крылгана казачьим сотням пришлось в одну ночь сделать шестьдесят
верст и потом преследовать еще верст на двадцать хивинские полчища.
Главной тягостью для лошадей в походе были: иссушающий жар, пески,
маловодье и скудность корма. Но все это животные выносили отлично. Более
нежные по строению карабаиры, к удивлению моему, решительно не уступали
крепким, мужиковатым, привычным ко всяким невзгодам, киргизским и казачьим
лошадям. Карабаиры тоже хорошо держали тело. Выносливостью в езде они
решительно удивляли меня. Большая часть виденных мною карабаиров обладает
просторным и спорым шагом; на рыси - они тряски. Но галоп легок и
размашист. Эти качества, вместе с гибкостью шеи, ставят карабаира, как
верховую лошадь, гораздо выше степной киргизской лошади. Впрочем, надо
оговориться, что между последними есть племена, заслуживающие полного
внимания, представители которых во всех отношениях могут конкурировать с
карабаирами, напр., лошади адаевцев на Мангышлаке, лошади с р.Алматы в
Семиреченском крае. Но в этих племенах видна примесь той же чистой крови,
которая порождает и карабаиров. Это те же карабаиры, только более
установившегося типа. Я нарочно обращаю внимание тех, кого интересует
вопрос улучшения нашего степного коневодства.
Несмотря на то, что у оседлых жителей ханства лошадь преимущественно
служит в упряжи, в арбе, там вовсе нет упряжного сорта лошадей, да и не
мог он выработаться под наплывом верховых туркменских и киргизских
элементов. Если даже узбеки и привели с собой с верховьев Аму-Дарьи или с
Зеравшана - исходных пунктов своей колонизации - какой-нибудь сорт с
упряжными статями, то ему немыслимо было бороться с влиянием верховых
пород. Правда, в больших торговых пунктах, в упряжи попадаются изредка
рослые экземпляры с некоторой массивностью форм, о которых я говорил выше,
но и эти одинокие образцы далеко не подходят к типу наших упряжных
лошадей. У них нет ни сильного плеча, ни крепких ног. И в упряжи лучшие из
них не могут равняться даже с нашими посредственными рабоче-крестьянскими
сортами лошадей. Рысь плохая, а слабое плечо не позволяет тянуть большую
тяжесть. Физиономия упряжных лошадей культурного оазиса разнообразная
донельзя, а плохие качества их избавляют от труда говорить об этом сорте.
Многие их них сильно напоминают тип известный тип клячи. Я встречал -
около Гурлена, Кята, Шавата и Ханков - лощадок, резко отличающихся от
других рабочих лошадей. Они мелкого роста с красивой правильной головой, с
очень широкой грудью, с хорошим крестцом и округленными формами, с
крепкими ногами и правильными бабками, словом - со всеми теми хорошими
чертами организации, которых не достает хивинской упряжной лошади.
Небольшое число этих лошадей и группировка их около торгового центра
ханства - Ургенча указывает на то, что это случайный элемент, приведенный
извне, а маленькие копыта стаканчиком дают повод думать, что эти коньки
попали сюда из какой-нибудь горной страны. Ближе всего, эти маштачки
подходят к типу горных кокандских лошадей.
Цены на лошадей в хивинском оазисе, вообще говоря, невысоки, за
исключением кровных аргамаков, которых продают туркмены весьма неохотно, в
крайности, и то очень дорого - от 100 до 200 и более тиллей (Примечание
автора. Тилля - хивинская золотая монета, около 1р.80к. на наши деньги).
Собака.
У оседлых и полукочевых
обитателей оазиса, как сторож дома или стада, держится обыкновенная
дворняжка самого разнообразного вида, не представляющая, как и наша
дворняга, особой типичной породы. Охотничьих собак у оседлых жителей вовсе
нет, но зато у полукочевых обитателей ханства - туркмен и киргизов - очень
часто можно встретить борзых собак.
Борзых здесь две породы: киргизская и туркменская. Обе эти породы
принадлежат к одной большой группе борзых собак, распространенных от
степей Монголии по всей Средней и Малой Азии до Аравии и всей северной
Африке до Марокко. Эту группу я называю степными борзыми, обладающими
некоторыми общими качествами и наружными признаками, выработанными
условиями степной охоты.
Порода степных борзых распадается на большое число отдельных обособленных
второстепенных пород и племен, к числу которых относятся названные выше
киргизская и туркменская борзые.
Киргизская борзая, как и все киргизское, отличается грубостью форм,
нечистопородностью. Это собака среднего, иногда большого роста, с грубой и
толстой головой, с крепкими, но аляповатыми формами. крепкая, сильная и
выносливая на дальних дистанциях, т.е. способная тянуть за зверем на
десять, на пятнадцать верст, она не отличается однако быстротою бега.
Легко может быть, что я не видел лучших представителей этой породы,
встречающихся, вероятно, у богатых киргизов северной степи; но не малое
число виденных мною экземпляров приводят к тому заключению, что киргизы
также плохо понимают в собаке значение породы и чистоты крови, как и в
лошади. Большинство виденных мною киргизских борзых собак представляют
более или менее ясные следы подмеси дворной собаки. типичная масть
киргизской борзой собаки - светлая, палевая, подходящая по цвету песка, но
попадаются рыжие, белые, серые и пегие. Они годны для травли зайца и лисы.
Волка берет редкая борзая и то не в одиночку. Сайгака она не в состоянии
догнать без помощи беркута. Совершенный контраст с предыдущею представляет
туркменская порода борзых, называемая здесь "тазы". всякий знающий толк в
собаках, взглянув на хороший экземпляр тазы, скажет не задумавшись, что
это чистая кровная порода, веденная со знанием дела и сберегаемая
тщательно от помесей: до такой степени оригинален, прочен и чист тип
"тазы".
В сравнении с нашими русскими и английскими борзыми, тазы очень небольшого
роста. Склада эти собаки чрезвычайно красивого. Голова маленькая и сухая;
рыло суженное и тонкое, крутым уступом переходит оно в выпуклый лоб. Глаза
большие, черные, навыкате. Уши для борзой очень длинные, повислые,
треугольной формы, своим поставом напоминают уши сеттера. Шея тонкая и
гибкая. Грудь сжатая с боков, но глубокая и объемистая. Брюхо поджарое.
спина прямая и степистая. Крестец широкий. Хвост очень тонкий, как у
пойнтера, длинный и загнутый на конце в кольцо. Ноги сухие с прекрасно
отделенными сухожильями и небольшими русачьими лапами, вооруженными
крепкими когтями. Задние ноги, как вообще у степных собак, несколько
лучковаты. Шерсть мягкая шелковистая, довольно длинная, но плотно
прилегающая. На передних ногах и гачах, а также на хвосте есть небольшие
подвесы. На ушах шерсть чрезвычайно мягка, тонка, волниста и удлиннена,
как у сеттера. Типичная масть этой породы темно-половая (рыжая), с черными
концами волос на спине, на подвесах и ушах. У многих при этом конец морды
и окружность глаз имеет шерсть черную. Но есть также полово-пегие,
черно-пегие, черные, палевые, редко белые собаки. Туркмен заботится о
своей борзой ничуть не меньше, чем о любимом аргамаке. Она живет у него
среди семьи в кибитке. Осенью, с наступлением заморозков, он покрывает ее
кошемной попонкой, которая снимается с собаки только на охоте, перед
травлей. также, как с лошадью, туркмены весьма неохотно расстаются со
своими собаками и ценят их весьма дорого. Охотники нередко за хорошую
собаку отдают одного и даже пару верблюдов, т.е. от 80 до 160 руб. на наши
деньги. Лучшие собаки этой породы - как мне говорили во многих местах и
как я слышал также от брата хана Ата-Джан-Тюря, страстного - находятся у
племени ата-туркмен, в Шуруханском округе, и у йомудов, в отделении машырк,
кочующем на арыке Шамрад, между Кизыл-Такыром и г. Куня-Ургенчем.
По словам местных охотников, тазы употребляется главным образом для травли
зайцев и лисиц. Волка, по своему слабосилию, они не в состоянии взять, но,
говорят, хорошо берут гепарда (по туземному - мяллен). Между тазы
попадаются такие, что догоняют будто бы сайгака; но чтоб догнать его
собаками, приходится проскакать за зверем 15 и более верст. К сожалению, я
не мог испытать сам быстроту и, вообще, скаковых качеств этой породы, так
что все сказанное мною выше передаю со слов туземцев. По счастию, мне
удалось вывезти в последнюю поездку пару кровных щенят тазы, которые,
может быть, позволят впоследствии сообщить более обстоятельные сведения об
этой кровной, красивой и во всяком случае нелишенной охотничьего интереса
собаке.
Из этого очерка легко
убедиться в том, что животноводство культурного оазиса представляет
крайнюю разноформенность элементов и страдает недостатком чистых, прочно
установившихся пород. Такие чистые породы представляют там только аргамак
и борзая собака - тазы. Напротив, в этом животноводстве преобладают самые
разнообразные помеси. Причина этого объясняется весьма просто -
разнородностью элементов самого населения оазиса.
В оазисе мы находим следующие элементы:
1. Узбеки - культиваторы оазиса.
2. Каракалпаки - оседлые скотоводы.
3. Туркмены - полуоседлые скотоводы.
4. Киргизы - полуоседлые скотоводы.
5. Персияне-рабы (сюда же относятся малочисленные рабы других племен,
напр. русские, афганы, арабы и т.д.).
Разберем теперь, в каком положении находится животноводство у этих племен
и какие зоотехнические цели преследуют они. персиян и других рабов,
составлявших, до покорения Хивы, довольно значительный элемент в населении
оазиса, мы можем исключить из нашего обзора, потому что эти люди сами были
здесь в положении рабочего скота и не имели собственности.
Неизвестно, когда пришли сюда узбеки, но несомненно то, что им принадлежит
главная заслуга культивирования глинистой пустыни по берегам низовьев
Аму-Дарьи. Как хлебопашцам, им необходим был рабочий скот, без которого
немыслима и самая культура страны. Ясно, что узбеки неминуемо должны были
привести с собой домашних животных, по крайней мере, лошадь, ишака и
рогатый скот. Лошади их в настоящее время не представляют ничего
особенного и как рабочая сила - плохи. Первоначального типа в этих лошадях
нет и следа, потому что он исчез под наплывом степных элементов, в
особенности туркменского. Зато ишак несомненно приведен в оазис узбеками.
Точно также приведен ими зебу. Кошка, коза, курица и домашний голубь
дополняют убогий список домашних животных хивинского оазиса, введенных в
него колонистами-культиваторами - узбеками.
Самые условия хозяйства узбека не позволяют ему заниматься скотоводством в
больших размерах. В культурной полосе всякий клочок ровной глинистой почвы
гораздо выгоднее обработать и засеять, чем оставлять под пастбище, а
потому в густо-населенных местах пастбищ совершенно нет, и домашние
животные содержатся дома, на готовом корме. Но ежегодные запасы дженушки,
джугары и соломы в мелких хозяйствах ничтожны, поэтому и держат скота
очень мало. Только по окраинам культурных полос, - там, где арыки, выходя
в пустыню, разливаются и образуют озерки, окруженные болотистыми лугами, -
на этих лугах я видел пасущиеся стада, которые, впрочем, по большей части
принадлежат туркменам, а не узбекам. Конных заводов нет, насколько я знаю,
даже у самых богатых узбеков. Гораздо лучше идет животноводство у туркмен,
каракалпаков и киргизов, потому что продукты, доставляемые домашними
животными, составляют главную основу их быта.
Полуоседлые-полукочевые туркмены, занимающие окраины культурных полос
юго-западной части хивинского оазиса и шуруханский округ, держат большие
стада овец. Рогатого скота у них больше, чем у узбеков, но вообще говоря -
немного. Верблюдов тоже не особенно много в сравнении, напр., с
киргизами-адаевцами, кочующими на Мангышлаке, между которыми есть богачи,
имеющие до 2000 верблюдов. Ишаков у туркмен тоже мало, да это животное и
не особенно нужно для туркмена. Табунного коневодства у туркмен вовсе нет,
и их аргамаки, как сказано выше, держатся постоянно дома, на готовом
корму. При всем этом продукты животноводства играют весьма важную, можно
сказать первостепенную роль в домашней жизни туркмена. Посевы туркмен
ничтожны, и урожаи хлеба главным образом служат для собственного
употребления и поддержания их животноводства. Жирнохвостая порода овец
(дающая ценные каракульские мерлушки) по всей вероятности введена в
хивинский оазис туркменами, и до сих пор в их руках сосредоточено почти
все овцеводство оазиса.
Каракалпаки, кочующие в дельте Аму-Дарьи, занимаются почти исключительно
разведением рогатого скота. И, надо сказать, что в дельте существуют все
условия для содержания многочисленных стад, которые пасутся здесь на
подножном корму в течение целого года. Овец, коз, верблюдов и лошадей у
каракалпаков мало. Мокрые болотистые равнины среди камышовых зарослей,
обилие комаров, оводов, слепней и мух, наконец, кислые и водянистые травы
болотистых лугов составляют крайне неблагоприятные условия для разведения
в дельте Аму-Дарьи таких животных, как овца, верблюд и коза - обитателей
сухих местностей.
Лошадей каракалпаки содержат мало, частью потому, что лошадь не имеет
особенного значения в их жизни. Что касается до киргизов, кочующих в
пределах оазиса, то их животноводство находится в очень плохом состоянии,
уже потому, что здесь живут почти одни эмигранты, перебежавшие из нашей
степи вследствие разных политических причин, которые поэтому уже не могут
быть обладателями таких громадных стад, как адаевцы и киргизы, кочующие за
Сыр-Дарьей.
Вообще говоря, скотоводство хивинского оазиса находится в плохом
состоянии, которое далеко не соответствует кормовым средствам и
экономическим условиям страны. Общее количество скота здесь мало; до
прихода русских, мясных продуктов местного скотоводства едва хватало для
продовольствия туземного населения, так что приход в 1873 году небольших
русских отрядов (всего около 10000 человек) в каких-нибудь три месяца
истощил местное скотоводство, и в следующем же году с сыр-дарьинской линии
начался перегон больших стад овец на продажу в хивинский оазис, чего
прежде, по словам киргизов, не было. Кроме малочисленности, домашний скот
хивинского оазиса представляется очень малоценным по своей беспородности,
малому росту и плохим качествам. Все это объясняется невысоким, полудиким
культом самих обитателей оазиса и теми политическими смутами и
неурядицами, которые издавна господствовали в стране, не допуская
правильного развития сельского хозяйства.
Как плохо и неумело эксплуатировали жители местные растительные продукты,
видно уже из того, что сенокосов здесь не существует, несмотря на обилие
лугов в долине и дельте реки. Между тем эти естественные луга, также как
богатые урожаи дженушки и джугары, наконец, солома и другие остатки
хлебопашества, представляют обильные кормовые запасы животноводства.
При фермерском хозяйстве узбеков, где скот содержится круглый год на
стойле, возможно и выгодно было бы содержать только породистый скот,
дающие ценные продукты при небольшом числе животных. По долине же реки
скотоводство могло бы достигнуть, в хороших руках, цветущего состояния, не
только в качественном, но и в количественном отношении; но, конечно,
всякая попытка в деле улучшения местного животноводства искусственными
мерами была бы преждевременна.
.....
Между узбеками и каракалпаками охотников почти нет; правда, они ловят
иногда петлями фазанов и даже уток по озерам; иногда даже бьют их из
ружей...
Настоящая охота, преимущественно с борзыми собаками и ловчими птицами,
существует только у туркмен и киргизов, в степях, окружающих оазис. Своими
борзыми туркменские охотники травят зайцев (куян), лисиц-караганок (тюльке
- Vulpes melanotus), реже - сайгаков, шакалов и волков. В Куня-Ургенче
приносили мне шкуру гепарда (мяллен - Felis jubata), затравленного
неподалеку оттуда борзыми собаками.
При травле волков, сайгаков и кииков, в помощь собакам туркмены
употребляют выношенных и обученных орлов, которые ценятся очень дорого. За
хорошего беркута туркмен-охотник не задумается отдать верблюда. Для охоты
здесь употребляются преимущественно настоящие беркуты (Aquila nobilis) и
халзаны (Aquila chrysaetos), которые там не водятся; но откуда их привозят
- я не смог добиться. Собираясь на охоту, туркмен сажает своего беркута на
особо приделанную для этого луку и закрывает ему глаза кожанным колпачком.
Подкравшись к стаду сайгаков, он снимает колпачок с глаз беркута и дает
ему свободу. Завидев сайгаков, беркут кверху и летит за ними, наконец,
улучшив момент, бросается наискось и всаживает когти в зверя. Собаки
доспевают на место действия и окончательно овладевают животным.
Назад к странице
Истории |
